Кто может стать нобелевским лауреатом по экономике в 2015 году

В начале «нобелевской недели» профессор ВШЭ Константин Сонин* в своем блоге сделал традиционный прогноз, кто мог бы стать лауреатом Нобелевской премии по экономике в этом году. Победитель определится 12 октября.

Одна из основных проблем с составлением нобелевского прогноза, что он не особенно меняется год от года. Ученый, который был реальным претендентом в прошлом году, может выпасть из круга претендентов по двум причинам — во-первых, потому что может получить премию; во-вторых, потому что может умереть. В отличие от естественных наук, где бывали лауреаты «одного прорыва», Нобелевские претенденты по экономической науке — это люди, которые поменяли ход науки как минимум два-три десятилетия назад; соответственно, за прошедший год ничего с научной репутацией произойти не может.

В предыдущие год я пользовался этим — год от года список принципиально не меняется, но сейчас решил его серьёзно обновить. Действительно — смысл моего прогноза, в частности, в том, чтобы читатель мог, пойдя по ссылке, узнать, чем занимались и занимаются титаны нашей науки. Там каждая статья — интереснейшее чтение! Так что читайте прогнозы — довольно удачные! — предыдущих лет, чтобы узнать, за что могут получить премию Авинаш Диксит и Элханан Хелпман, Энн Крюгер и Мартин Фельдстайн. А в этом году прогноз такой.

(1) Дарон Асемоглу (МТИ) и Джеймс Робинсон (Чикаго) за исследование роли институтов в экономическом развитии. Я уже писал два года назад мини-обзор научных работ, на которые опирается популярная книжка Why Nations Fail — это лишь малая часть исследований Дарона и Джима, которые, можно сказать, создали современную институциональную экономику, сменившую «новую институциональную экономику» Норта и Фогеля. (Как сказал по тому же адресу, но по другому поводу нобелевский лауреат Роберт Солоу — «рядом с этим [учебником Асемоглу по теории роста] я чувствую себя как, наверное, чувствовали бы себя братья Райт рядом с современным авиалайнером». Вот и новые институционалисты так cебя чувствуют.)

Трудность с этим прогнозом состоит в том, что Дарон, конечно, может получить Нобелевскую премию и в другой комбинации. Например, вместе с Полом Ромером (см. ниже) или Робертом Барро за теорию роста — основной вклад Асемоглу состоит в исследованиях «направленного технологического развития». До него технологическое развитие (как фактор роста) всегда анализировалось как нечто, затрагивающее экономику в целом, а не отдельно разные сектора. Например, совсем не очевидно, как влияет технологическое развитие на зарплаты низкоквалифицированных и высококвалифицированных рабочих. Стоит задуматься — и будет видно, что может быть и вверх, и вниз, а у Дарона есть модели, равновесия в которых очень хорошо описывают результаты имеющихся естественных экспериментов (см. полупопулярное эссе Роберта Шиммера, в котором описывается основной вклад Асемоглу в этой области).

Асемоглу и Робинсон могут получить премию и за политическую экономику. С другой стороны, эту премию трудно было бы представить без Андрея Шлейфера (который также мог бы получить премию и за целый ряд других областей), Альберто Алезины (оба — Гарвард) и Гвидо Табеллини из Боккони. (Но как можно дать премию Табеллини, не дав её его постоянному соавтору Торстену Перссону, что невозможно — Торстен —секретарь комитета, присуждающего премии.)

(2) Пол Ромер (Нью-Йоркский университет) и Роберт Барро (Гарвард) за исследования современного экономического роста. Это — повтор прошлогоднего, но, мне кажется, всё как-то идёт к премии за теорию роста. Три года назад был «Нобелевский симпозиум» про рост, а это один из немногих надёжных признаков. Ромер построил первую модель эндогенного — движимого техническим прогрессом — экономического роста; без этих моделей невозможно было бы объяснить рост развитых стран во второй половине ХХ века, Барро, помимо теории, много сделал в эмпирике роста. (С точки зрения «фронта» науки межстрановые регрессии, может, и «обоз», но понимать мы определенно понимаем гораздо больше.) И Пол, и Боб — не только выдающиеся учёные, но и яркие, бескомпромиссные публицисты — в их блогах и колонках можно прочитать и про конкретные вопросы экономической политики, и критику собратьев по академическому цеху. За публицистику, конечно, научных премий не дают, но всё же.

(3) Джон Лист (Чикаго) и Чарльз Мански из NWU за проверку с помощью экспериментальных методов базовых моделей экономической науки. C одной стороны, «проверка», пусть даже с помощью самых современных методов, базовых моделей и положений — дело, по определению, скромное. С другой стороны, Лист — один из безусловных лидеров революции XXI века в экономической науке, когда эксперименты — не только естественные (которые были всегда) и полевые с лабораторными стали важнейшим полем деятельности. Я бы даже «полевые эксперименты» — главную специализацию Листа — особенно бы выделил, потому что это самый очевидный и простой инструмент, с помощью которого можно тестировать, есть ли причинно-следственная связь, предсказанная теорией, и не вызвана ли корреляция, которую мы наблюдаем в данных, обратной или двусторонней зависимостью.

Что такое полевой эксперимент? Вместо лаборатории (за лабораторные эксперименты получил Нобелевскую премию 2002 года Вернон Смит) используется что-то, что проводится в реальной жизни и без всякого эксперимента, но к этому добавляется специальная компонента — например, правильно подобранная «случайность». Скажем, правительство решает ввести новую образовательную программу. Если ввести её во всех школах, нельзя будет определить, повлияла ли эта программа на успеваемость (и в какую сторону). Если ввести её в «пилотных» школах, то будет трудно на основе «пилота» определить, как она будет работать в других школах, потому что может оказаться, что выборка «пилотных» школ оказалась непредставительной по отношению ко всем школам — относительно этой новой программы. (Это может быть сложно — понять, представительной будет выборка или нет.) У нас в стране оценку программ (это относится к любым массовым проектам) с помощью рандомизированных экспериментов не проводят, а зря — это примерно такое же отставание в технологическом плане, как если бы чиновникам запретили пользоваться мобильной связью. (Жизнь бы продолжилась, но эффективность бы снизилась.)

Домашняя страничка Листа — бесконечный источник примеров полевых экспериментов, которые можно использовать в преподавании вводных курсов экономики (и Лист очень советует это делать).

Thomson Reuters, прогнозирующая Нобелевские премии на основе цитирования (что непросто, потому что в экономике у всех реальных претендентов — огромное цитирование), в этом году назвала одним кандидатом — Листа, а другим (отдельным) — Мански, а я бы их, пожалуй, объединил, потому что Мански, может, и меньше времени и сил уделяет собственно экспериментам, но проблемы, над которыми он всеми способами бьется — те же самые: если мы видим в данных какую-то связь, корреляцию, то как установить, что является следствием, а что причиной?

(4) Роберт Таунсенд (МТИ) — за прикладной анализ проблем экономического развития. За последние двадцать лет развитие стали лучше понимать не только на макро (как Асемоглу и Робинсон), но и на микро уровне. Таунсенд — один из пионеров и самых глубоких исследователей того, как влияет, например, доступ к финансам в странах (лучше сказать, в деревнях) Юго-Восточной Азии на экономическое развитие. Более известные и популярные исследователи этой области — скорее, его ученики.

(5) Оливье Бланшар (МТИ), Стэнли Фишер (ФРС), Грегори Мэнкью и Кеннет Рогофф (оба — Гарвард). Да, да, я знаю, что четырём человекам сразу премию за исследование и практическое применение макроэкономических моделей дать не могут. Что ж, выбирайте любых троих по вкусу. Наверное, в интеллектуальном плане это самые влиятельные макроэкономисты в мире. Рогофф, самый, наверное, дорогостоящий спикер из академических экономистов (впрочем, я уже рассказывал историю о том, как он спросил нас за ужином — были ли на его лекции в РЭШ руководители ЦБ и министерства финансов? — и, узнав, что нет, сказал: «Вот странно, они платят 15,000 за место на моём семинаре, а ведь это в точности те же слайды и та же самая лекция»), международный гроссмейстер и популярный автор «This Time is Different».

По учебнику Мэнкью учится экономике весь мир (и именно с него лучше всего начинать), он — заметный «голос» в стане республиканских экономистов, но также и автор невероятного числа (400?) статей, среди которых моя (и, по-моему, многих экономистов) любимая начинается со слов «This paper takes Robert Solow seriously», создатель, среди прочего, «нового кейнсианства». А учился я макроэкономике по (аспирантскому) учебнику как раз Бланшара и Фишера, которые были учителями половины, по-моему, центробанковских экономистов в мире (включая и наш). Про Бланшара сегодня, в связи с его уходом с поста главного экономиста МВФ, была хорошая статья со странным названием в Washington Post. И Кругман, и Мэнкью порекомендовали её в своих блогах, а это дорого стоит — в публицистических вопросах Кругман и Мэнкью почти всё время оппонируют. Но, мне кажется, премия макроэкономистам — особенно специалистам по монетарной экономике, давно напрашивается.

Эх, не хотелось бы мне стоять перед таким отличными вариантами. А ведь есть и пятый — Бен Бернанке (Брукингс), заслуживающий премии в этой теме. Не за председательство в ФРС, за время которого ему пришлось, столкнувшись с крайне необычными обстоятельствами, действовать в соответствии с теорией и историей. (В бакалаврском учебнике по макро, по которому я двадцать лет назад учился на первом курсе РЭШ, «ловушка ликвидности» упоминалась, кажется, в сноске — теоретический изыск, относящийся к далекому, несколько десятилетий, прошлому). И это при том, что море «практиков» — далеко не только из-за того, что они защищали чьи-то интересы, большинство просто по неспособности понять, как устроен мир — вопило о том, что деятельность ФРС приведёт к высокой инфляции. Но Бернанке заслуживает премии не за руководство, пусть выдающееся, ФРС — за это дают ордена, за это приглашают выступать на форумах и, главное, слушают. Его премия была бы за исследования истории денежной политики (да, это новое качество по сравнению с тем, за что получил премию Милтон Фридман). И, значит, Бланшар с Фишером, в принципе, могли бы быть в с Бернанке в одной лодке.

* Константин Сонин включен Минюстом в список физлиц, выполняющих функции иностранного агента.