Помнить о главном

На недавно прошедшем XVIII ежегодном международном симпозиуме Московской высшей школы социальных и экономических наук «Историзация социального опыта» Институт гуманитарных историко-теоретических исследований им. А.В. Полетаева ВШЭ организовал работу секции «Культура академического воспоминания».

Секция была посвящена памяти Андрея Владимировича Полетаева, стоявшего у истоков ИГИТИ и сыгравшего большую роль в развитии Высшей школы экономики. Как заметила во вступительном слове директор ИГИТИ Ирина Савельева, возрождение или даже создание культуры академического воспоминания в нашей стране является важной и благородной задачей. Особенно для современного академического сообщества в России.

В докладе «Университетская культура коммеморации в России XIX века» профессор кафедры социальной истории ВШЭ Елена Вишленкова предложила интересный и продуктивный подход к анализу проблемы академического воспоминания, основанный на его связи с восприятием времени членами академического сообщества. Характерна эта взаимосвязь именно для университетского пространства: она отделяет членов университетской корпорации и от «неучей» (людей, в университетах не учившихся), и от академиков, и от неинституализированных интеллектуалов. Университет, по словам Е. Вишленковой, представляет собой особый мир, в котором время антропологизируется и выступает в качестве важнейшей составляющей. Время проявляет ценности тех или иных социальных групп: то, на что одни охотно тратят время, для других представляется чем-то неважным. Из-за этого различия часто и происходит «диалог на повышенных тонах» (например, между профессурой и чиновниками). Однако феномен «университетского времени» весьма сложен. Это не особое время, создаваемое самой средой, – это «смешанное» время, ею (средой) диктуемое. Российские профессора XIX века, с одной стороны, были чиновниками, состоящими на государственной службе, получающими оклад и пенсию. Эта сторона жизни профессуры предполагает время линейное, что характерно и для чиновничества. С другой стороны, профессура – это учителя, которые из года в год повторяют определенные курсы: таким образом, их время циклично. Но невозможно обойти и главную цель классической науки – поиск истины. В этом смысле результаты деятельности профессоров остаются на века, они «вне времени». Университетское время – это сложный сплав линейного, циклического и «вечного» времен. Такое восприятие времени в университетских стенах порождает многие сложности, указывает на принципиальную неоднородность среды: здесь тяга к стабильному («вечному») времени всегда натыкается на время «гегельянское», диктующего веру в прогресс и развитие, что во многом определяло и культуру памяти корпорации.

Второй доклад – «Механика академического воспоминания: framing и storytelling» – старшего научного сотрудника Центра фундаментальной социологии ИГИТИ Виктора Вахштайна*, показал, что академические воспоминания всегда строятся по тем же канонам, что и научное исследование. Вспоминая и поддерживая память о важных для академической среды событиях и людях, мы занимаемся ничем иным, как производством научного знания. При создании научной статьи или, скажем, некролога, мы так или иначе используем два базовых механизма построения текста: «framing» и «storytelling». Механизм «framing» предполагает четкое различение понятий, сопровождающееся контекстуализацией, а механизм «storytelling» подразумевает упорядочивание ранее различенных понятий согласно выбранному сюжету. Любое интеллектуальное усилие ученого в процессе работы всегда сопровождается использованием этих базовых инструментов.

Доцент кафедры истории идей и методологии исторической науки ВШЭ Александр Дмитриев в докладе «Три оттепели: связь 1920-х, 1960-х и 1990-х в официальной и неофициальной памяти российских гуманитариев» попытался проследить соответствия между двадцатыми, шестидесятыми и девяностыми годами советской и российской истории. На первый взгляд, «оттепели» 1960-х и 1990-х годов (говоря о последней, можно употребить и метафору «потоп») схожи между собой и используют одни и те же механизмы реанимации прошлого. К числу таких, по мнению докладчика, нужно отнести континуитет (возвращение ранее «негодных» ученых и деятелей), «переоткрытие» наследия (например, новый виток интереса к работам М.М. Бахтина) и преемственность по типу коррекции (то, что создавалось ранее, а затем осмыслялось через идеологическую призму, начинает восприниматься независимо от идеологических оков). Тем не менее, связь 1960-х и 1990-х годов является намного более прочной. Ведь в 1990-е годы попросту происходит «разморозка» тех дискурсов, которые были насильно «заморожены» в 1960-е. Иную ситуацию мы наблюдаем, пытаясь установить природу связи 1920-х и 1960-х годов прошлого века. Сталинская эпоха, пронизанная необходимостью постоянного раскаяния и обновления, лишает возможности воскрешения традиций и дискурсов 1920-х годов во время хрущевской оттепели.

Тему наследия шестидесятых продолжила Лариса Пискунова (Уральский государственный университет, Екатеринбург), которая докладом «Бахтин, Эрьзя и прочие» (Б. Шкловский) – форма академических воспоминаний в российском провинциальном университете» познакомила слушателей с историей и жизнью Саранского университета. Именно в столице Мордовии более двадцати лет работал Михаил Бахтин, чье имя сегодня весьма редко упоминается в стенах университета. Л. Пискунова сфокусировала внимание на мемориальных конференциях как одной из форм академического воспоминания, ведь они весьма часто выступают в качестве способа поддержания политической гегемонии, навязывания университету определенной интеллектуальной генеалогии. В замене Бахтинских чтений, проводившихся в Саранске с 1985 по 1997 годы, на чтения Мерпушкинские (в честь первого ректора Саранского университета, конфликтовавшего с Бахтиным), видится тревожный знак.

Ирина Савельева

Такое «странное» восприятие научного наследия, да и сам процесс «классикализации» автора в Советском Союзе и России – не исключительный случай Бахтина. В докладе «Новые классики в постсоветской историографии: случай Л.П. Карсавина» Борис Степанов, доцент кафедры наук о культуре ВШЭ, и Антон Свешников (Омский государственный университет) рассказали о не менее интересном феномене, связанном с именем известного историка-медиевиста. В Советском Союзе существовали две ведущие школы медиевистики (с определенными оговорками) – Петербургская и Московская. Карсавин к девяностым годам прошлого века перестает определяться как «актуальный классик», практически исключается из традиции Петербургской школы, к которой принадлежал. Тем временем, в Московской школе, к традиции которой Лев Карсавин не имеет прямого отношения, его труды начинают идентифицироваться как «актуальные и классические».

Тему конструирования классиков в другом ракурсе продолжил Михаил Соколов, доцент кафедры социологии Санкт-Петербургского филиала ВШЭ. В начале доклада «Академические этничности: Интеллектуальные генеалогии и дисциплинарное время в постсоветской социологии» он предложил увлекательный мысленный эксперимент. Слушатели представили племя, в котором главным занятием были размышления и споры о собственных генеалогических древах. Эти споры составляют основу идентичности племени: тот, кто не дебатирует, определяется как «чужак». Учитывая, что в племени царит промискуитет, любая генеалогия представляется лишь гипотетической. Такое племя, по словам докладчика, весьма похоже на сообщество социологов, где идентификация себя как социолога чаще всего строится через связь с признанными классиками социологической науки. На основе обширного статистического материала, Михаил Соколов продемонстрировал, как сегодняшние социологи в Санкт-Петербурге распадаются на довольно строгие «роды» (четко можно выделить три), в зависимости от причастности к той или иной «генеалогической линии».

Завершал работу секции доклад доцента кафедры истории философии ВШЭ Владимира Файера «Корпоративная память vs личное воспоминание» об опыте осмысления научной жизни Николая Алексеевича Федорова – одного из основателей школы классической филологии в нашей стране. Доклад был построен вокруг осмысления странной, на первый взгляд, фразы известного филолога: «Слава Богу, моя диссертация оказалась неудачная». Так, первая попытка защиты диссертации по поэтике Эсхила, написанная в духе марксистско-ленинской философии, определила отказ от ложной и тупиковой, как показала история, интерпретации греко-римского литературного наследия. Дальнейшая работа Николая Алексеевича была связана не с теорией литературы, а с переводами, комментированием текстов и составлением хрестоматий. Богатейший опыт в этой сфере сделал Н.А. Федорова одним из самых авторитетных ученых в советской, а затем и российской классической филологии.

Подводя итоги работы секции, Ирина Савельева обратила внимание на то, что несмотря на разнообразие и разноплановость докладов – от теории науки и применения антропологических методов до истории университетской корпорации и формирования корпуса классиков в конкретных дисциплинах, – секция получилась цельной и когерентной. Не менее важно и то, что практики академического воспоминания являются приращением самого научного знания. Так, Виктор Вахштайн*, которому Ирина Савельева презентовала последнюю книгу, написанную в соавторстве с Андреем Владимировичем Полетаевым, был очень рад, узнав, что в ней нашли отражения их долгие споры. А Михаил Соколов рассказал, что его доклад является результатом начатого несколько лет назад разговора с Андреем Владимировичем… Помня об ушедших, мы отдаем им дань уважения, но ушедшие коллеги остаются с нами в наших работах, идеях и жизни.

Алексей Плешков, стажер-исследователь ИГИТИ, специально для Новостной службы портала ВШЭ

 * Виктор Вахштайн включен Минюстом в список СМИ, выполняющих функции иностранного агента.